Сообщений в теме: 338

[LVY2]

Первые «разборки»

  Семидесятый год. Первое направление: стометровый танкер двух-островного типа «Вольфрам», до четырех тысяч тонн груза. Стандартный рейс 15-20 суток, бункеровка промысловых судов в море.

Подходим к проходной нефтебазы. У причалов на погрузке стоят два танкера: один по шире, почище и вроде новей, второй – наоборот… Ух, нам бы на первый! Не угадали. Ну, не совсем: второму нет и года, в отличии от трехлетка первого. А не крашен – через три месяца идет в свой первый ремонт.

«Ну что, морекаки, сколько отучились?» - старпом смотрит, оценивающе - «Год – маловато. И возраст ваш немного не дотягивает, а росточком то не хилые, под метр восемьдесят?»

«Деньги заработать хотите? Есть вакансии: матрос-уборщик и рулевой. За Поворотный выйдем – разберемся. На берег не сходить - скоро отход!»

Скорей бы!  А вдруг укачаюсь, ведь как-то с папкой на рыбалке – еле выдержал, еще б с пол часа – и полный конфуз! Отшвартовка! Нас не зовут?! Идем! Боцман на встречу: «Что, пацаны, не терпится? Ну ка, за мной, на бак!»

-«Мостик – бак! Якорь чист, у воды.»

-«Добро. Идем в Сидими, за водой.»

Через пару часов швартовка к эстакаде, бункеровка и на выход!

-«Ну что ж, ребятки. Не зря тельники носите: клюза от кипы отличаете, сработаемся!»

За островами закачало! Ура! Море! Но к вечеру друг слег и на ужин не пошел. Я наоборот, «как с голодного края», и в голове туман, и соляркой воняет... Терплю, вышел «на ветерок» для продувки и в шконку. Вроде только заснул, слышу боцман друга будит.

- «Палыч, не буди, плохо ему…»

- «А тебе? Терпимо?  Ну так виро кости и на мостик! Рулевого из тебя делать будут.»

Промелькнуло – вот и «разобрались!»

[LVY2]

Южный «загар».

В разгаре прекрасная Приморская осень, а тут еще и рейс такой, в теплые края – в район Гавай - лето продолжается, здорово! На месяц – с учетом переходов, не меньше! Размечтались о южном загаре…

Но в «верхах» что-то передумали: через неделю хода, когда уже начались пробные загаралки под козырьком пеленгаторной палубы, - нас развернули. Курс – 0! И сразу все померкло: новая цель – Чукотка, бухта Проведения. Еще дней десять хода и здравствуй совсем нежданная зима! А теплой одежонки на выход и нет, для Гавай она как-то без надобности была. Не успели переварить-отжулькать новость как накрыл тайфун, глубокий, обширный и неспешный. Двое суток- «по мордасам». Курс - носом на волну. Машина – около средних оборотов, винт то и дело оголяется, вызывая «модраж» всего судна. Практически стоим на месте, а то и сползаем назад. Гружёный низкобортный танкер глубоко пашет носом, и больше похож на подводную лодку перед погружением. Иногда судно получает движение вперед, тогда гребни волн, обрезанные носовым подзором сплошным пологом накрывают всю палубу до средней надстройки и бьют чуть ниже капитанской палубы. Народ пытается делать снимки из-под «полога», из открытых иллюминаторов каюткомпании…

- «Боцман, канатные ящики зальем. Надо якорные клюза бетонировать – нельзя нам нос топить!»

-  «Понял, капитан. Если не бетоном, хоть чем нибудь – но заткнем!»

- «Палыч, возьми меня с собой.» - я тогда ничего не боялся. Просто глупый еще был…

- «Загарай, салага. Без тебя управимся. Ты главное, «кочки» вовремя обруливай!»

На третий день тайфун подмигнул своим ясным глазом, аккурат через нас перевалил, и через пару часов несносной болтанки в его центре, ветер ударил в корму. И мы полетели! Точнее – попрыгали: разгоняясь на попутном склоне волны до пятнадцати узлов, делали скачек в два-три корпуса, затем, проваливаясь в ложбину, упирались в подошву волны – останавливались. Но подходила очередная «красота», задирала корму до «мондража» – и все повторялось.  Все по правилам тройного прыжка: два коротких, один – длинный. Потом - разбег

[Kot Mudrago]

Афтар... пеши исчо.. Интересно читать 

[LVY2]

Чукотка

Середина октября, рейд п. Проведения, вода -4гр., воздух -15. Стоим под бортом парохода «М.Мельникайте» - шел в последнем северном караване, от четырехлопастного винта осталось полторы лопасти. У нас приказ: довести его на буксире до П-Камчатского. Надо спешить, пока  «тепло», обычно в это время туточки до  -25.  Дело известное: завести брагу вокруг кормовой надстройки, опутать два-три кнехта тросом… Трос – штатный буксир под 45мм. Но дело встало: с двух экипажей моряков нет никого кто смог бы заплести две-три гаши-огона на таком тросе. Подгоняемые двумя старпомами, две команды моряков набросились, коллективно-демократическими усилиями загубили три попытки и … сдулись. Потом обрубили все, что наковыряли, успокоились и стали думу думать: где найти нашего матроса Иванова! – человека легенду!

А он, как всегда и в каждом порту, ушел очередной раз покупать куртку – поизносился давно, а подобрать подходящую не мог. Говорили, уже с год как… А это – до отхода не жди. И, конечно, без куртки: «А че мне, фуфаек мало что ли!»

Проведения – поселок мизерный, с десяток каменных домов, штук пять – пятиэтажек. Но где ж найти то его? Ведь при  -15-ти много не погуляешь… И полетели РДО в кантору: стихия не позволяет провести безопасную буксировку, ждем-с погоду… Но отчаиваться не стали, и каждый день  отправляли поисковые экспедиции на берег, благо погода пока позволяла. Народ повеселел, поначалу то, но десять суток по снегам при минус 15 – это много для отдыха.

Очередной раз собрался и я с донкерманом: уж очень ему хотелось разжиться оленьими рогами (он холостой был ). Задача простая: добраться до ближайшего поселка оленеводов, около пяти км, орогатиться  обогатиться – и домой. По ходу – позырить по сторонам, вдруг повезет.

Выслушав на катерном причале инструктаж от местного участкового («Аборигенов – не трогать, ни-ни, а то тут и останетесь, для размножения. Придется на Василисе прекрасной жениться …»), отправились по заранее намеченному. Прихватили, конечно, универсальную советскую валюту: две белых - две красных! Скорым шагом добрались до поселка – не повезло: все рога-копыта уже отгружены по назначению. С досады, за знакомство с оленеводами пригубили красненького и направились было в обрат. Но новые друзья посоветовали: вон газон-будка детей собирает в школу, в поселок повезет – давайте с ними. Донкерман – первым, я за ним. Со света-снега – темная ночь! Газон трогается. Присматриваюсь – мальчонки с одного борта, там и донкер вписался, с другого – явно бабушки, старушки сморщенные, но попросторнее.

«Ну ка, бабаньки, подвиньтесь малость, полежать хочется!» - это шучу я так, с бабушками. А в ответ – детский визг: «Какие мы тебе бабаньки, сам уже дед старый!» И я начинаю понимать, вот они – Василисы Прекрасные…

  А на катере – удача: Иванов нас дожидается! И почти трезвый, ну, не больше нашего. Так что, на следующий день, в полдень, «погода» пришла в норму, воздух  -25, и мы вышли из бухты, ведя на буксире старый пароход … 

Сообщение отредактировал LVY2: 19 января 2016 - 17:09

[RomBar]

Классно пишете, коллега! Спасибо, с удовольствием прочитал. Повезло Вам с практикой. Раньше было не то что сейчас.

[LVY2]

Спасибо. Да уж, пожили в коммунизме - только сейчас доходит

 

Камчатка, бухта Русская.  Сюда, после оставления «подранка» на входе в Питер, зашли по необходимости: не знаю, что случилось у машинеров – толи сальник потек, толи засосали не то и не оттуда – но остатки питьевой воды испортили, а с ней и всю систему пресной воды загадили – и запахом и вкусом сплошной соляр. И как не торопились домой, успеть к Ноябрьским праздникам (были когда то такие), - здоровье важнее. Ошвартовались, подключились к бочкам-накопителям и открыли все краники по каютам.

Сказать, что бухта Русская красива – ничего не сказать. Когда я слышу слова «шхеры Норвегии» - вижу бухту Русскую. От высоты, примерно 50 метров уже лежал нормальный снег. Полезли по руслу речки вверх, к озеру, из которого вытекает водозаборная речка – от моря высота метров сто, наверно, и тропка – совсем даже не тротуар, покарячиться пришлось… На берегах замершего озера – красные кусты рябины. Вот на неё мы и набросились, втроём.

Третий, по виду лет под пятьдесят, поляк, судовой токарь - человек оригинальный. Такого талантливого стихоплета я больше не встречал никогда: стихи из его лились просто самотеком, всегда, по любому поводу и без, просто по вдохновению. Чаще это были просто четыре строки, но какие… Не было того дня, чтобы кто-то из экипажа не советовал ему писать по серьезному. Но! Ох уж это НО. Так как судьба у человека оказалась сложной, а пятнадцать тюремных лет – это срок, наложивший свой отпечаток: все стихи получались … со специфическими оборотами. Причем, всегда и в каждой строчке. А за частую и вся строка оказывалась – специфическая, исключая может знаки препинания. Но какая строка! Надо было видеть при этом лицо поэта… В то время мы млели от В Высоцкого, так это было - ну очень близко! Но это просто к слову…

 С молодецкой неразборчивостью, с другом набросились на халявный натурпродукт, токарь – пошел по пути отбора проб и исключения ошибок, удаляясь от нас все дальше. Периодически мы слышали его ворчливое приглашение: «Пацаны, ну что вы там прилипли… Здесь вот больше и вкуснее…» и восхитительные четверостишья, навеянные сиюминутным удовольствием жизни… Мы же предпочитали не тратить время на лишние перемещения. Но в какой – то миг мы застыли почти от испуга: от неблизких от нас кустов раздался вроде как грозный рык, быстро переходящий в истошный вой! Этот вопль души повторился дважды, отразившись от скал ближайшей горы. Кусты раскачивались и трещали – сквозь них явно кто-то ломился! Мы быстро приняли «высокую стойку», но из кустов вывалился наш токарь и не разбирая дороги понесся к тропе: «Ты че, куда…» - вряд  ли он слышал нас, словно горный козел преодолевая скалистые уступы.  Мы же стояли в непонятках, глядя то на кусты, то на удаляющуюся спину токаря… Минуты через две, далеко за кустами, где местность пошла на подъем, мы разглядели, как нам показалось, небольшого медведя, аллюром уходившего в горы…

 Разговор на борту, часа через два.

- «Токарь, зачем мишку напугал?»

- «Я?…  его? …  Так я ж думал, что это вы подошли. Я ж разговаривал с вами,то есть с ним, падлой! И он отвечал, …(нехороший человек)!  Ну я ветку к себе, а он (ну я то думал – вы) –  к себе! «Эй, салаги, не наглеть!» и кусты так раздвигаю… А он жует и мурлычет, … (очень нехорошая скотина)!»

- «А кто рычал то?»

- «Не помню, кажись он первый начал…!»

[LVY2]

«Страна-лимония»

Как не спешили-мечтали, обстоятельства слаживались против нас. Очередной приказ: зайти в бухту Малокурильская (о.Шикотан), забункеровать танкер-водолей «Иртыш», нашей канторы. Эта старенькая, паровая посудина, длиной метров 60, снабжала водой нашу гавайскую рыболовную экспедицию, загружаясь в этой самой Малокурильской. Ну и доплавалась: не хватило топлива на последнее возвращение. Ее притащили, поставили на погрузку и … две недели безделья на острове, в разгар сайровой экспедиции. Это был конец всем нашим хотелкам и мечтам…

 Для непосвящённых: В это время года население Шикотана увеличивалось раз в десять, за счет завербованных на сезонные работы и т.н. студенческих стройотрядов, что в принципе – одно и тоже.  И цель была одна – деньги! И что очень немаловажно – у всех самый репродуктивный возраст и обостренный инстинкт размножения! А против природы – не попрешь! И мамы-папы далеко! Где-то встречал, что для удовлетворения жизненной потребности одной женщины надо иметь рядом двух с четвертью мужчин (и мой опыт это подтверждает!), в то время как на Шикотане в этот период возникала обратная пропорция! Надо ли пояснять, на сколько в этот момент были ценимы моряки? И хоть на острове и объявлялся «сухой закон», положение в части «обликомморале» было весьма тяжёлым, со стороны этой самой морали. Вот по всему поэтому, в среде морской братии ДВ бассейна Шикотан именовался не иначе, как «Страна-лимония».

  Вот в этом царстве Венеры и Бахуса, нам предстояла совсем небольшая работа, от силы на пару часов, в теории. Но все понимали, что если уложимся в сутки – удача! Но удачи не получилось. Со слов капитана «Иртыша», на борту, кроме его – пьяный боцман и мотыль – нормально, нет человека – нет проблем!.  Во второй половине дня мы осторожненько вползли в небольшую для нашего далеко не супертанкера бухту, только потому, что тот же капитан обещал завтра к утру разыскать и притащить на свой борт хотя бы одного механика, может даже почти живого, если пораньше выловит, и пару матросов, а уже с такой командой – рискнет на пяток реверсов что бы подсунуться к нашему борту. Ни о каком выходе из бухты не могло быть и речи.

И наступило утро: тихое, ясное, петухи поют, елкой пахнет… Вышел на связь «Иртыш». Бодрый голос кепа сообщил: «У меня два механика, моторист, пара матросов и боцман – снимаюсь! Готовьте борт!» Ну вот, а мы сомневались…  Между судами метров триста, смотрим носами друг в друга. «Иртыш» кормой к эстакаде, на якоре три смычки. Памятуя, что на «Иртыше» были неполадки с машиной, наш кеп предлагает своему коллеге, после выборки якоря чуть толкнуться, а может и не придется, и мы его ловим и сразу вяжем «валетом». Не срослось: как и куда был положен якорь «Иртыша» - загадка. После отдачи швартов, нос водолея крутился то в одну, то в другую сторону пока не показался над водой якорь. Вперед судно так и не сдвинулось, так что понадобилось давать ход машине. И ход был дан, правда совсем не с первого пыха. «У паровой машины такое бывает» - заключение нашего кепа. Вся операция происходит в режиме «широкого доступа» - на мостике «Иртыша» громкоговорящая связь работает в режиме «циркуляр»: на берегу народ, спешащий на работу, поневоле заслушивается потоком команд и специфических выражений… Пароходик описывает широкую дугу и красиво заходит на швартовку. А дальше:

- «Стоп машина!» - по трансляции даже слышен звон телеграфа, долго!, очень долго!! – «Машина, мать вашу, я СТОП дал!!»   В ответ неразборчивое бормотание.  «Кого вы там остановили - я не вижу, а бурун за кормой – отчетливо! И телеграфом отработайте!!»  - телеграф замолкает, наш кеп напрягся, зрители на берегу замерли.

- «Малый назад!» - звон телеграфа, долго! – «Машина, средний назад!!» - телеграф умолкает, но заднего хода не видно. «Иртыш» с небольшой скоростью проходит вдоль нашего борта. Наши – кидают выброски, но в ответ: «Земляки, родные, не торопись… Мы уже третий месяц, здесь, зае..(устали). (Вот в это мы сразу поверили)  Мы сейчас свои, момент…» - но «свои» выброски путаются в нетрезвых руках и не долетают, а наши соскальзывают за борт. Наконец, одна ИХ долетает, наши лихо рванули швартов и на кнехт. Затарахтел и окутался паром иртышевский шпиль, выбирая слабину, но пара только на это и хватило… «Алики» не успевают положить достаточное количество шлагов и швартов срывается с кнехта, выхлестывается из вьюшки и оказывается за бортом. А пароход продолжает плыть к близкому берегу…

- «Машина, … (нехорошие люди) – средний назад!!» - в ответ «бу-бу-бу». – «Что вы гав.. жуете! Я задний ход приказал!» -  «бу-бу-бу» - «Как не можете? Суки, вы две недели пробл… (занимались любовью), вам что – время не хватило… Дайте мне хоть какой то задний ход, немедленно, (ну очень нехорошие женщины неслабого поведения)!»

Не дали, «Иртыш» как шел, так и приткнулся к берегу – это так  хорошо смотрелось по поведению ряби вокруг корпуса. Уже после этого там отдали якорь… Береговые зрители улюлюкали, девочки радостно повизгивали… Кеп «Иртыша» не хотел верить в случившееся, но пришлось. И началась операция по снятию с мели, классическая, с применением линимета, ракета которого угодила ровненько в зрителей, (ух как народ на берегу шуганулся, с визгом и криками «ложись!» - уж не знаю, за что там нашу пукалку приняли!) и заводкой буксира через проводник. К вечеру «Иртыш» стоял у нас под бортом, и как только его механики оказались готовы к бункеровке, к утру, как проспались – началось то, ради чего мы и пришли. Так что не прошло и двух суток, для ровного счета часа не хватило, и мы продолжили плавание.

[LVY2]

Это страшное слово –  АКУЛА !

С некоторых пор, один из частых вопросов, который я слышу : «А вы акул видели?» Приходится вспоминать…

71-й год. БМРТ «Пограничник Стрельников», производственная полугодовая практика. Половина экипажа, 40 человек – курсанты, все на штате матросов. Поисковый рейс пристипомы. Начало осени. Район Гавайских банок, воздух  +28,  вода  +30.

 Рыбалка шла тяжело, как правило, на зорьках. А день – в дрейфе. Жара, ночью - духата. На пеленгаторной палубе сплошь сеточные гамаки.  А за бортом – акулы!  В бортовой выгородке, «кармане», устроили купальню. Но это было все не то! Дней десять уговаривали кепа на купалку за бортом и вот - свершилось!

Событие обставили по всем правилам безопасности: по борту выставили наблюдателей, несколько кругов на веревках и штормтрапов за бортом, вывален спасбот. Главный спуск – по длинному парадному трапу.

Начали самые смелые, но через минут двадцать за бортом была треть экипажа! Все ныряли и резвились, но у каждого в голове один и тот же червяк – а где акула? Червячок не сидит смирно, а постоянно грызет черепушку изнутри, старается вырваться наружу.  И вот в какой-то момент это произошло! У кого, кто первый озвучил это слово – так и не узнали. Но вдруг над водой покатилось с усилением: «Акул-кул-кул-кула!!»  Где? По пояс из воды- ГДЕ?  Пока гдекал, весь перепуганный  народ бил ластами к спасительному трапу, и передовые уже вылетали на его как пингвины на лед! Ну я тоже не из последних пловцов был, даже обогнал кое кого… Но на трап соваться было уже нельзя: там народ в панике давил друг друга не глядя на чины, звания, дружбу… Включаю соображалку: трап с обратной стороны для прохода свободен! И понеслась: на руках по ступеням… Пролетел половину – ба, а на борту народ то на хохот исходит над нами дурнями – акулы только в башках наших…

Через неделю осмелели все, купались практически без всяких мер безопасности. Начинало доходить, что такой аравы в воде акулы сами боятся. Но «червячки» то сидели…  Очередные купалки, в основной куче – курсанты: рычат-дурачатся. В стороне, внешне безмятежно, дрейфует первый помощник, и как всегда - в замученных донемаги модных чешских штиблетах. С шестиметровой высоты шлюпочной палубы все кажутся рядом, рукой подать.

- «Парни, а давайте помпу пуганем?» - предложение принимается на ура!

Земляк Гена ныряет с борта, помпа на воде спокоен как сивуч после обеда. Чистейшая вода – лучше телеэкрана: Гена гребет, видно как устает, начинает подвсплывать – эх, не дотянется чуток! Но нет! Над морем раздается мощный рык «сивуча» и помпа, из совершенно спокойного состояния, выпрыгивает из воды в виде насмерть испуганного тюленя, изгибается в воздухе и прежде чем его руки касаются воды, уже в другом месте, мы все видим в воздухе некогда моднячие чешки! Пялясь друг на друга круглыми глазами мы только и твердили: «Нет, ты видел, да?»  А на воде история продолжалась: не успела тушка помполита плюхнуться в воду – на новом месте! –как на его старом выскочило по пояс тело Генчика с перекошенный от испуга фейсом! Мгновение и помпа уже опять на полкорпуса над водой: «Убью, гадёныш!!» - видно еще в полете он все осознал, но… Генчик уже пропал неопознанный!

- «Гена, молоток, да ты бы видел его рожу…» - наперебой давили ему лапу, а в ответ – «Да пошел он! Если б знали как я обос… - мне показалось, что я не дотянулся, а он как заорет наверху…  Подумал – акула с другой стороны…» 

Помполит до конца рейса исподволь пытался узнать, кто ж его так…

[LVY2]

Рыбалка

Второй забавой команды была рыбалка на закидушку, больше походившая на охоту. Желанный объект – крупный, до двух метров, тунец. Не помню ни одного случая, что бы тунец или акула больше полуметра попала б в пелагический трал. Как оказалось, в вопросе пропитания тунец соперничает с двухметровой голубой акулой: если у борта скапливалось больше тунцов – акулы отступали, потом роли менялись и происходила «смена караула». Но некоторые виды небольших серо-коричневых акул не конкурировали ни с кем: не обращая ни на кого внимание, ползали по поверхности и собирали квадратными пастями все что «лежит» на поверхности. Мы их называли мусорщикам.

 С конструкцией закидушек не заморачивались: штатный тунцеловный крюк от перемета (толщиной с указ. палец), к нему его же штатный поводок (ст.трос 1,5мм) но сложенный вдвое, к поводцу – швартовная выброска (капрон тридцатка), конец которой прочно привязывали за ближайшую утку. Наживка – любая полудохлая мелочь из прилова: чаще студенистая розовая рыбешка, от которой на палубе, после ее высыхания, самым объемным останком оказывались две пятимиллиметровые бусинки бывших глаз.  Все это плавало в полупогруженном состоянии.  А дальше – как повезет. Ленивое нападение акулы на наживку обычно можно было видеть и за ее ненадобностью - избегать, вовремя выдергивая снасть. Стремительный бросок из прозрачных глубин тунца из-за его темно-синей спины и скорости только угадывался. Но в момент схватывания наживы, если последняя плавала почти у поверхности, он ложился на бок, отсвечивая серебряным брюхом, хватал и круто уходил в глубину. Тут и закавыка: надо вовремя подсечь и, оберегая руки от ожога, вытравить снасть. И если зацеп выдержал первый сумасшедший рывок – выброска превращается в струну! – то рано или поздно тунец будет ваш, обычно минут через тридцать. А минут через пять появляется первая слабина на веревки – подобрал и на утку… И так до явления красоты народу, пока двадцатикилограммовая тушка не нахлебается воздуха. На четырехметровую высоту борта поднимали через слип, потом сделали двухметровый сачок, который повесили на вываленной грузовой стреле.

Крупный океанский тунец – самое совершенное морское создание что я видел!

 

---------

Николай, понтовитый по натуре, всем уши прожужжал, какой он рыбак опытный, но вот проблема: все тунца ловят, а ему одни акулы попадаются, обидно, если не больше…  Но наконец – чудо свершилось! Ну очень солидный экземпляр! Николай весь из себя, торопится, командует по переводу «красавца» на слип. Но тот еще не устал, бьется в агонии под урезом слипа. Его пытаются вытянуть четверо молодцов. Надо ковырнуть его оттуда, иначе разорвем голову, а для этого – пройтись по плавно изгибающемуся слипу с багром в руках! Можно, конечно, подождать пока рыбка успокоится, но «караул» уже поменялся, и кровь от тунца привлекла под корму пару зубастых синющек.  И тут выявляется главный герой: Николай наскоро обвязывает себя выброской, хватает багор, не глядя бросает назад: «Держите, меня!» - и пошел. Но «молодцы» как держали рыбку так и остались на своем. Николай смело проходит пол пути (слип изгибается все круче, ноги начинаю скользить…) и оборачивается…

«Меня, меня держите!!» - истошно вопит Николай, бросает багор и пытается всем телом прилипнуть к стенке слипа.  «Молодцы» тут же, все сразу, исполняют команду: бросают веревку-удочку и хватают страховку Николая. Тунец уплывает…

«Ну, видели, видели какого я поймал, да - ВООО!» - …

---------------

В какой то день, глядя на результаты любительского лова, капитан распорядился выставить настоящий тунцеловный перемет. В плане рейса задания такого не было, но все оборудование имелось. Спустили спасбот, загрузили снасти, наживку.

Почти штиль, жара, пот заливает глаза…  Наживка на крючок, вертлюг, поводок, через вертлюг к хребтине – скорей бы все кончилось и за борт, остыть! Ну вот, последний, буй заборт! 

- «Я пошел!» - вскакиваю на планширь борта, наклоняюсь для нырка - ааааааааакула у борта!! – «Аааааааа!!»

Экстренно включается соображалка: «Спокойно, это просто маленький «мусорщик», сейчас ты прыгнешь на ее и у бедняжки будет разрыв сердца.» Но тело живет своей жизнью: чувствую как пальцы ног скрючиваются, цепляются за планшир а руки напоминают работу крыльев калибре, застывшей у медоносного цветка. И тем не менее – я паааадаю! Но руки друзей рядом! Рывок за купальник – и я сваливаюсь в лодку.

- «Ну че орешь то, подумаешь – мусорщик у борта.» - ну прям все такие смелые, ну как я…

Остатки перемета нашли через дней пять, после шторма, с огрызками рыбных голов .

Сообщение отредактировал LVY2: 21 января 2016 - 10:35

[LVY2]

Про то, как мы испугались !

Поставили трал. Перекур на «пяточке» - широкий поперечный проход у выхода на тралпалубу – скучаем. С нижней палубы поднимается чел: «Мужики, сейчас проходил, Танюха так спит прикольно – дверь на штормовке – бочком к переборке прижалась. Давай ей акулу под бок подложим!»

Танюха, дневальная, симпатичная дивчина двадцати лет от роду, впервые в море, пугается всего морского-страшного: живого кальмара, неживого осьминога, удара волны в борт и писка крысы за обшивкой. А уж акулы! Наша реакция на проблему – «клин – клином». Новый способ лечения страха принимается на ура, и рыбка кстати имеется – полутораметровая голубка, свежая, еще час назад плавала.  

Через пятнадцать минут, рыбка, упакованная в два встречных полиэтиленовые пакета-вкладыша, была тихо и аккуратно положена рядом со спящей…

За работой время летит быстро, а тяжёлая работа вытесняет отвлеченные мысли. Словом, когда расселись на пяточке для очередного перекура, все как один напрочь забыли о подготовленной «шалости». И вдруг с нижней палубы раздался совершенно дикий вопль, от средних тонов ушедший в ультразвук… Что это? В женской каюте! Мешая друг другу ломанулись в низа, представляя все, что угодно, распахиваем каюту…

Танюха необъяснимым образом висела на вертикальной переборке не касаясь кровати, лицо – маска ужаса!

- «Танюха, ну что ты, в самом деле, весь пароход перепугала…» - мы облегченно выдохнули, и тут же выкинули акулу в иллюминатор.

Никто не смеялся, совсем, понимали, что сами струхнули не меньше. А через час пошли на дневной чай. А дневальной нет и столы не накрыты. Пошли за Танюхой – опять спит что ли!

Девчонка сидела на стуле с застывшем лицом и не могла говорить. Пыталась – и не могла…

Через час, в каюте помполита:

- «Ну что делать будем, шутники? Молчите!  Если девчонка не перестанет заикаться – под суд пойдете!»

До конца рейса шесть придурков с Танюхи пылинки сдували. Помогло, нам. Заикаться Татьяна перестала, а боятся – нет.

Сообщение отредактировал LVY2: 21 января 2016 - 14:52

[LVY2]

Лева

Лева, коренастый представитель очень горных народов Кавказа, годов тридцати, со своим земляком, приехал в Находку за простым и понятным: заработать на калым! Он был старший сын в семье без отца: всех учил, женил, выдавал замуж. Пришла пора подумать о себе: «НЭвеста – красавица, хороший калым нужен.» И Лева настроился на второй рейс подряд, на том же судне. Был он человеком добрым и правильного поведения: в город ходил только по надобности и только днем, не курил, пить- можно сказать совсем не пил, с женским полом – совсем никак.

- «Лева, ну что сидишь-скучаешь? В город сходи, с девушкой познакомься, в кино ее своди, в ресторан…»

- «ДЭвушкой знакомься, кЫно-рЭсторан ходи – жЭниЦа надо! Мне нЭвеста дома, понял да?»

А его земляк, в полной противоположности, гулял напропалую и всячески соблазнял Леву. На этой теме промеж их часто возникали словесные разборки на родном языке с сильной жестикуляцией. Обратная крайность кончилась предсказуемо. В один прекрасный день, перед самым отходом в рейс, землячок метался по судну, бормоча что-то на своем родном, добавляя из нашего только: «БлАт, пЫзд, сцука!Как домой поЭду?» и поминутно теребил промежность…  Словом, в море Лева оказался без земляка. И тут обнаружилась еще одна его особенность: Лева совсем не понимал шуток и даже не понимал зачем шутят! «Я слово казал -  правда, да? Ты слово казал – нЭправда! Слушай, зачем слово казал?» Ну, надо объяснить человеку! И заработал метод «клин – клином»!

  Лева работал трюмным матросом: восемь часов укладывать 36-тикилограмовые ящики с мороженной рыбой, сортируя по партиям и видам – не для хилых мышц! И все это при искусственном тридцатиградусном морозе, в экипировке полярника, от неравномерности подачи ящиков то потея, то замерзая и покрываясь инеем и сосульками… В другой смене на этой операции народ менялся как  х/б-перчатки, раз в десять дней, в нашей Лева был бессменный, второй рейс! Словом, накачал он себя прилично!

 Но и маленький плюс у него был: заканчивая смену, отправляя на транспортер последний упакованный ящик, мы посылали ему на бумажке короткое и емкое сообщение: «Пиз…!», т.к. в своих заполярных условиях он часов не носил. А сами еще минут двадцать пять замывали-убирали фабрику. К моменту нашего выхода из цеха, Лева уже мытый и переодетый отдыхал в столовой! Обидно… Первое, что сделали, изменили последнее послание: «Выходи через 20 минут!» - сработало!! Четыре смены Лева послушно исполнял предписание, без вопросов! Потом заинтересовался…

 

  - Лева, уже переоделся? Зряяя. Сейчас, надо пятую партию к отгрузу готовить…

- Пятую? Слушай, она далЭко, низу самом. Кто казал?

- Мастер сказал, так что - падай в робу…

Минут через десять идем из умывальника, переодетые, уже все забыто – Лева в робе в коридоре.

- Лева, куда собрался?

- Трюм надо…

- Зачем, кто сказал?

- Партий поднимать. Ты казал – мастер казал…

 

После очередного шторма, прознал народ, что у Левы имеется приличный водочный НЗ: загремели-зазвенели бутылочки в пустотах под матрацем и сеткой, выдали тайник! Ну выклянчили одну-другую, и уперся человек: лежит на шконке, вздыхает.

- Что вздыхаешь, Лева?

- Ааа… Все плохо…

- Что плохого то? Погода – нормальная…

- Слушай, какая погода, а?  Рыб – нет, дЭнег – нет! Зачем погода?

- Да, Лева, ни хрена нет. Рыбы нет, денег нет... Слушай, Лева – давай по маленькой…

- Ааа… Давай! Только – по малЭнкой!

На четверых в каюте одна бутылка так и получалась – по маленькой…

 

  В процессе подачи ящиков в трюм постоянно возникают задержки на время выкатывания очередных тележек из морозильной камеры. Лева пожалился: то потеет, то мёрзнет – нужна постоянная нагрузка. Да легко: за пару-тройку ящиков до очередной вынужденной остановки, на транспортер посылается голый одинокий брикет, который однозначно расклинивается на трюмном роликовом жёлобе, вызывая мини затор. Но иногда действительно рвется упаковка и брикеты рассыпаются…: «Блат, все ящик цел, брЫкет - одЫн?…»

 Но постепенно Лева начинал закипать.

 Кончается смена, приборка цеха в разгаре. Гена от все души полощет все вокруг из шланга, с хорошим напором: вправо, влево, вперед, назад – старается. В какой-то момент, позади его открывается крышка люка второго трюма и, не спеша, появляется «снеговик»-Лева, весь в инее и сосульках. Ему в очередной раз не прислали никакой записки, он уже замерз ждать ящики и решил задать вопрос… И в момент, когда Лева открывает рот, Гена совершает очередной разворот: полновесная струя забортной воды окатывает Леву с головы до ног! От неожиданности и растерянности, Гена бросает шланг. Секундный ступор: «Лева – я случайно!!» «Убью!» - Лева медленно набирает ход в сторону Гены. Тот не ждет объятий прощения: разворачивается – и в коридор. Лева за ним. Гена молодой и шустрый, Лева опытный и выносливый. Коридор длинный, круговой, до носового умывальника и назад по другому борту – не меньше ста метров. После второго круга Гена взмолился: «Пацаны, ну задержите вы его, уговорите…» Уговорили, кое как, после пятого круга. Но больше шутить с Левой никто не хотел.

  Так и жили, в мире и дружбе, до Ноябрьских праздников, когда закончили все затыренные на «черный день» веселящие снадобья. Официально для празднования был дан один день, но… на третье утро надо было точно выходить, но как… И тут, распахивается дверь: «Пацаны, в столовой похмелиться наливают! По полста грамм, коньяку, от капитана…!» - «Не тренди...!»  -  «Лева сказал!! Кто успеет…»  Кто, Лева!!?? Новость мигом разлеталась по каютам: скрипели шконки, хлопали двери – народ ломанулся на верх…

 От-туда уже возвращались «первенцы»: «Лева, тудатебяиобратно, ты что?» - «Слушай, шутка совсем не понимаешь, да?...»

Сообщение отредактировал LVY2: 23 января 2016 - 08:59

[LVY2]

  Кузя

 - «Пацаны, а знаете, а в горных районах Перу обитает самый….» - незнакомый парень, лежащий рядом через проход резко поворачивается от стенки и выдает новость на весь кубрик, и к стенке – из новеньких, эрудит. На несколько секунд говор затихает, народ задумывается...

Эти «новенькие» появились вдруг, когда мы все, наполненные первыми морскими впечатлениями, собрались в училище после первой пятимесячной практики и зимнего отпуска. Оказалось, что не только появились «новенькие», но и пропало несколько «стареньких» - ребята поняли, что попали не туда… Но нас опять было почти девяносто, за счет принятых сразу на второй курс десятиклассников и ребят, не потянувших высшие мореходки и техвузы.

- «Пацаны, а знаете, если на живые клетки воздействовать радиацией…» - сосед, закутанный в простынь, опять резко крутанулся от стены, «выдал на гора» - и к стенке. Да, головастый парняга, ничего не скажешь. Народ притих, и с полминуты обдумывает информацию, явно оценивая пацана…

  Не прошло и суток, как мы съехались. Сегодня суббота, подъем в восемь. Но после семи не спиться, когда можно – привычка. В большом групповом кубрике тихо перешёптываются в разных углах, проснувшиеся, давая возможность особо сонливым понежиться.

- «Пацаны, а знаете…» - сосед опять крутанулся, но более резче. Простынь слетает с плеча и мы все видим у него в руках журнал «Знание - Сила»… Безудержный хохот минут пять сотрясал кубрик. - «Пацаны, вы это че?» - не понимал «эрудит», а мы не могли остановиться.

Так в нашей группе появился Кузя. На самом деле он действительно был далеко не глуп и дружил с юмором, но не без хитреца! «Пацаны, рассказываю! На первой практике, мы ж ни хрена не знали: поступили – и сразу на пароход… Кореш-Петруха на руле, а старпом полез на пеленгаторную, компасы сличать. А мы ж балбесы! Он от туда по переговорной трубе: «На румбе?!» А Петруха крутит башкой, от куда и что орут не поймет: «Курсант Иванов…»  Старпом свирепеет: «Балбес, на кусе?, спрашиваю!!»  -  «На втором…»» Когда мы начали пытать Иванова, тот со смехом и возмущением переадресовал все на Кузю – оба ржали и тыкали друг в друга, истина осталась посередине!

Суждения его были весьма взрослыми и приземленными: «Вот пойду на практику, заработаю кучу денег и куплю трое флотских штанов!». По мере взросления, мечты менялись: «Пойду работать, заработаю кучу денег и куплю «Казанку» с «Вихрем»». В учебе себя не истязал, честно заявляя, что море любит только с берега или с лодки, на рыбалке. И что в мореходку пошел только потому, что после ее практически не берут в армию. И в этом он не был оригинален. Но хватало и особенностей! Ростом едва перевалившим 160 см, имел коренастый, почти квадратный вид и походку пожизненного моряка, но сзади – лучше не смотреть! Движения его ягодиц в неправильно ушитых флотских брюках вызывали определенные ассоциации. А вульгарная привычка в момент задумчивости своей левой рукой начинать поиски продольного заднего шва, что пониже ремня на тех самых брюках -  просто умиляла…Особенно, когда это происходило у «доски».  От этого действа, его кое как отучили через года полтора.

 Но в то время, жгучий брюнет с очень развитой растительностью по всему телу, еще и очень не любил мыться, каждый десятый день подтверждая свое же изречение: «Банный день для меня – «черный»!». Его появление в помывочном зале постоянно вызывало скандирование: «Кузя! Кузя! Дорогу для Кузи!» И он, с самодовольной улыбкой идиота, проходил своей утиной походкой к кранам и, под одобрительный гул народа, не отходя, выливал на себя три шайки воды, при меньшем его не выпускали – и все! «Черный» день кончался! В гавайском рейсе, где он трудился «карманщиком» - подавал сырец из кармана-накопителя в низ, на мойку, было еще проще. Во-первых, униформа: рыбацкие сапоги под самые «болтуны», трусья стандартные для ВМФ (для его роста – максишорты!) с выпуском на сапоги, фартук-клеенка ниже колен и нарукавники. Весь процесс помывки сводился к обмывки себя из шланга забортной водой и переодеванию трусов наизнанку, после выжимки!

Такой комплект спецодежды с фронта еще хоть как то защищал, но вот с тыла… И случилось, получил таки человек производственную травму: не вовремя окликнутый, поскользнулся и сел на кучу с пристипомой! А пристипома – гавайский серый окунь с ядовитой слизью на плавниках-колючках – рыбка пакостная. В течении первых десяти-пятнадцати суток места уколов сиииильно болели и опухали, особенно первые дни. Затем руки шелушились, кожа на ладонях снималась лоскутами, правда уже без боли. Весь процесс длился около месяца. И вот на эту пакость Кузя и сел своей оригинальной попой! А голосок у Кузи был дай бог, низкий и утробный! И его «Аууууааааа мужикиииии», с воздетыми к небу руками (упрешься – еще и руки исколешь!), оживило всю траловую смену. Сильные руки товарищей подняли пострадавшего. Но прежде чем выдернуть красиво висящие из зада «бандитские пули» и поставить на ноги, кинулись за фотоаппаратом… Несчастный Кузя в раскоряку отправился в каюту, от куда почти тут же вылетел с диким воплем.  Оказалось, его сосед по каюте возмущенный тем, что Кузя, со словами: «Витя, глянь, что там?» - пытался ему, дремавшему в шконке, подсунуть[В1]  под нос свой волосатый зад. Ну, Витя и пнул его… не глядя. Дважды травмированный Кузя дня два принимал пищу стоя, потом – «желтуха» («О Вова, у этой болезни сложные симптомы…») и с первой оказией человек отправляется на берег...

  Коллектив – сила действительно могучая, так что к окончанию мореходки Кузя все больше подходил под общий стандарт, лишь иногда проявляя некоторую странность: «Вова, а можно с дипломом штурмана работать матросом?..» - «Наверно, можно. А зачем?» - «Ну, страаашно…» Но когда через час, к нему подошел «попутавший» рядовой матрос со словами: «Парень, твоя очередь бочковать…», ярость Кузи была неподдельной: «Кто? Это ты мне? Карась болотный! Ты что, глаза плохо моешь? Ты вот это – видел? - Кузя сует под нос обалдевшему матросу мичманский пагон – На меня форму шили, а тебя еще и в пи… не носили! Или давно устав после отбоя не дрочил – вон отсюда! И старшого по кубарю – ко мне!» - и так же, с пристрастием, запугав годка, ко мне: «Ну как, Вова – я нормально смотрелся?» …

Устроился Кузя, как и мечтал, в портофлот, переводом «по болезни» - совсем не просто это было для «молодого специалиста». И однажды встретились на «контркурсах» на причале рыбпорта:

- Кузмич! Друг! Ты где, кем?

- О, Вова. Я - на ПАРОХОДЕ!  ПБ «Могучий» - видел?  400 паровых сил!  И знаешь кем – капитаном!  А помощники у меня – все пенсионеры заслуженные, с капитанскими дипломами, изверги! Пресуют как салагу последнего! «Мы тебя, говорят, научим море любить» - ты понял, да… Извини, Вова, по делам спешу – загоняли, гады…

- Я тоже, на отходе…  Да, «Казанку» купил?

- А как же, с «Вихрем»!  

 [В1]

[JlbBeHOK]

От и интересно читается! Большое спасибо за труды!

[LVY2]

" Иные далеко,  иных уж  в мире нет, Со мной одни  воспоминанья..." А С Пушкин.

 

 Вся группа.jpg   109,33К   1026 Количество загрузок:

 

Почти вся 125-я группа, конец второго курса.

Слева третий стоит -  Кузя,  Справа третий стоит  -  Гена  

Сообщение отредактировал LVY2: 26 января 2016 - 04:26

[LVY2]

Январь 71-го. Бухта Абрек, база ТОФ, новый пирс. Сюда нас, две роты, привезли для месячной военной стажировки. Главная цель – принятие нами присяги. Приехали засветло, но «нас тут не ждали»: в своих двубортных шинельках, обрезанных по предпоследней моде – чуть выше колен, часа четыре дубеем на обычном в этом районе пронизывающем северном ветру, пока, уже в потемках, под скалой у пирса, не разжигаем хороший костер из автопокрышек. Не успели согреться, летит служивый с красной повязкой: «Немедленно затушить! Демоскируете!» - «Ты кто такой?»  - «Дежурный. У меня приказ – затушить!» - «У тебя приказ – ты и туши!» и народ еще плотнее сомкнулся у костра… Наконец, появилось движение: роту «А» усаживают в «морской трамвай» и куда-то увозят на рейд. Еще через час дошла и до нас очередь: везут в ночь, к каким-то фиолетовым огонькам. Ба, да это ж корабль, большой! У кормового подзора читаем: «Дмитрий Пожарский». Высаживаемся. Ну все, вроде тепло, а нет! Нас выстраивают на кормовой палубе под ледяным ветром, для вводного инструктажа:

- Вы прибыли на флагманский крейсер! Я – его старший помощник! Это вам ни какой нибудь зачуханный эсминец!… Запрещается… Что б я вас в этих дрипиздонах – тычет в наши шинели – на палубе не видел – задрочу!!! А если…

- Хорош трындеть, старпом – холодно!

- Чтооо? Кто посмел, шаг вперед!

- Да хорош пиз… уже, завтра договоришь… в тепло уводи! – хлопцы взбунтовались…

Наш комроты, Петр Карпыч, наклоняется к уху старпома, что-то шепчет…

- Уводи своих разъе… , капитан  - и старпом убегает раньше нас. 

Утро следующего дня, подъем флага. Стоим на ботдеке, под универсалками левого борта. Все команды-объявления по трансляции разносятся по всему кораблю, слушаем:

- Товарищи моряки! Сегодня ночью, к нам на борт прибыло почти две сотни курсантов гражданской мореходки. Ребята – ваши ровесники и старше. Третий год учатся на штурманов гражданских судов. Подчёркиваю – гражданских! – тогда мы не обратили внимание на это подчеркивание.

  Разошлись по кубрикам. Приказ: сидеть по нижним шконкам-рундукам, не мешать работам-учениям, беречь ноги (кубрики проходные, с поджатыми вверх сеточными рамами коек), вникать, ждать распределения по постам. На тот момент корабль усиленно готовился к сдаче задачи К1, подготовка к бою и походу – тревоги следовали одна за другой, вводные – одна другой страшнее: то укрыться (простынью), то тушить пожар и уносить «готовеньких». Сидели поджав ноги, вникали. Особенно нравилось: «Пожар в погребе №… правый борт!»  После ее, откуда то издалека, нарастало громыхание и бряцанье, топот, пыхтение, затем командное –«Быстрей! Быстрей! Быстрей, мать вашу!». И вот появлялась людская кавалькада: впереди бежал моряк со свернутым пожарным рукавом и пристегнутым стволом, второй за длинную рукоятку тащил бочкообразную емкость на небольших колесах, третий, не отпуская «тачанку» сзади, постоянно согнутый, старался вовремя заносить ее на многочисленных поворотах, переносить через полуметровые комингсы переборок и многочисленные препятствия, четвертый, поглядывая в наручные часы, при каждом выкрике «Быстрей!», вставлял хорошего пинкача в задницу третьего. Вся эта аварийно-пожарная группа влетала в наш кубарь, подсоединяла шланги к пожарному рожку и бочонку, имитировала подачу воды и затопление погреба… Уложиться в норматив, наверное, не получалось, по-этому следовало: «На исходную! Времяяя – ноль!» - и кино идет вспять, с незабываемым - «Быстрей!». 

 

- Шурик, ты вроде служить страстно жаждешь?  - был у нас такой чел.

- Только не рядовым!

ПС

Сообщение отредактировал LVY2: 26 января 2016 - 15:04

[LVY2]

Место под Солнцем

Распределились: рота «А» морозит сопли в БЧ2, на полуоткрытых зенитках, мы – в БЧ5, париться в котельных отделениях.  

 Ковыряемся в мастерской: вспыхнуло поветрие на поделки из купроникеля. Входит годок:

- Че делаем, покаж – повертев в руках дельфинчика, молча сует поделку себе в нагрудный карман и собирается уходить.

- Эй, погоди-ка, - останавливает его дружок и так же молча вынимает железку из его кармана.

- Не понял, рыбааа – годок договорить не успевает: получает короткий прямой меж глаз.

- А теперь, понял? –  

 

 Ночью выпал небольшой снежок. По циркуляру: «Личному составу боевых постов … выйти на уборку снега!». Нашего нет, но под шумок можно сходить на перекур. Тишина, солнышко. Народ снежок скребет…  Стою у борта, размечтался, глядя на близость своей малой родины. Слышу: «Это что за бля… Рыыыба! Почему стоишь!» Кого ж это поносят то, поворачиваюсь. Ба, это ж все в мой адрес! Очередной рыбак! Но настроение блаженное: «Ну что разорался то? Наш пост не вызван, подышать вышел.»  - «Рыыба!! Я не понял!…»  И я взрываюсь: «Как въе… промеж рог, сразу все поймешь!»…  Из-за угла выходят двое наших, с толкачами: «Вова, привет. Это он на тебя орал, непонятливый?» - и к скорчившемуся: «Ну, все понял или добавить? Давно выпрашивал…»

 Суббота, объявляют вечерний сеанс. Минут за пять до начала, приходим в кинозал…

 Кинозал – это сильно сказано! Поперек корпуса, где то в его середине, выделено хоть какое то место, примерно 15 на 15 метров, с небольшим количеством пиллерсов и не свисающими трубопроводами. С правого борта выгородка с двумя глазками, для «Украины» и кинолебедчика, на левом экран два на два – практически до палубы. В паре метров от экрана кое где лежат бушлаты – места для уважаемых посетителей, дальше можно сидеть «по-турецки», еще дальше - четыре ряда скамеек. Места распределяются по старшинству: годки – лежат, их места не занимаются никогда, даже если пустуют до конца сеанса! Салажня вынуждена гнездиться на подвочных трубопроводах словно летучие мыши, стараясь не попасть в луч проектора. Но периодически, силуэт чей-то головенки проецируется на экране, властный голос годка выпаливает: «Рыба, тыкву убери!». Если «рыба» не поняла, то в предполагаемое ее место летит «гад» - рабочий флотский ботинок, больше похожий на обрезанный кирзач, но со шнурками. И тут уж вся стая «рыбы» шарахается из просвета. «Вернуть «гад»» - и ботинок, со всем уважением передается назад. Так было, до нашего первого появления.

Даже не догадываясь о всех вышеизложенных традициях, видим странную картину: при полупустых лежаче-сидячих местах, народ бьется за висячие… Начинаем устранять парадоксы – занимаем свободные места. Вокруг слышим: «Парни, туда нельзя, там годки…». И «годки» начинают появляться, за полминуты до начала журнала. Их удивленное возмущение тонет в общем – начался журнал. Все падают где придется. Но киножурнал кончается, «уважаемых» прибавляется, их возмущению нет предела, но нас больше, намного больше и главное: мы – едины… Начавшуюся словесную перепалку с проверкой крепости отдельных ребер гасит начавшийся сеанс…  Воскресенье. Без пяти до начала сеанса. Лучшие места вакантны наполовину. Под  возмущенное рычание годков, начинаем их занимать, уступая, если сразу заявлено: «Занято, сейчас корешь подойдет.» Дальше пары-тройки тычков-пинков разборки не развиваются. Среда. Десять минут до начала. Места заняты процентов на семьдесят. Садимся – никаких возмущений!

 

Подъем флага. Прошло дней десять. Слушаем очередные «новости» по циркуляру.

- …Товарищи моряки! Вынужден кое-что напомнить и пояснить. У нас на борту проходят военную стажировку курсанты гражданской мореходки с усиленной военно-морской подготовкой. Это будущие командиры рыболовного флота и офицеры запаса. Они вместе третий год, закалились в морях и учебе. Их знание и опыт может помочь вашей службе. Их закалку, как мне доложили, уже кое кто испытал на себе… Обращаюсь к курсантам: будьте сдержаннее и умнее. Отнеситесь с пониманием к некоторым морским традициям…

  Мы возгордились и прониклись. И «годки» то же. И прожили ровно, и прощались как друзья. А пресовать нас пытались, как ТОВМУшников -  будущих офицеров ВМФ.

Сообщение отредактировал LVY2: 27 января 2016 - 07:32

[LVY2]

Будни

  Спускаюсь в свой БП49 – шахта одиннадцать метров в бронированном корпусе с тамбурной дверью – из-под пайол появляется натуральный негр. В голове проносится: откуда, мы на рейде, никто не швартовался… Вспоминаю, как брат рассказывал – индонезийцев учили… Потом начинаю врубаться: никогда не воспринимал выражение «загнать под пайолы» – в прямом смысле. Невольно вырывается: «Ты что там делаешь?» Парень смотрит из подлобья: «У тебя, случайно, окурка нет?»  Подхожу к старшему котла:

- Паша, за что пацана гнобишь?

- Наряд отрабатывает – курил на посту, лень на палубу сходить – пять окурков ищет. Ну а по пути, шпации чистит, системы изучает…

- Ты же и сам куришь…

- Я курю, когда котел работает, окурки – в топку! Жалко салагу? Ты вечером к нам в кубарь приходи, этого несчастного послушаешь: третий месяц зачет на общее знание корабля сдать не может. Все еще дуриком прокатится мечтает: корабль большой, очкуров много… Как будто он здесь первый и самый хитрый… Все пройдено до нас: если он не выучится, Петро дембель не получит. А Петрухи это надо? Он на соседней койке с ним - никуда не денется… Из восьми новобранцев прошлого года таких «хитрых» двое. Один вроде осознал уже, а этот… Приходи, увидишь.

Вечером:

- И так: что такое ватерлиния?

- Ватерлиния, ну этооо... – глаза в подволок.

- Наверно, линия…  - подсказывает старший.

- Да, это линия…

-Ну, где она проходит?

Из-за спины шёпоток: «На трубе…»

- Проходит на трубе! – вокруг хохот.

- Ладно. Поговорим о системах: сколько пожарных рожков на боевом посту №…?

- С номера 15 до номера 21!

- Сам видел?  Номер 17 с какого борта?

- С левого…

- Не угадал, ни номера и не борт: не был ты там. После отбоя, ищем ватерлинию и считаем пожарные клапана.

Кто не в теме: на кораблях отбой в 22.00, но движняк не запрещается, а в 23.00 гасится основное освещение – спать! Вот этот час и отводится для «особо хитро-одаренных».  Вообще то, весь молодняк, первые сорок пять суток учат основным понятиям, на общее знание своего корабля, как первоклассников: с тетрадками и опросами. Потом тетрадки сдаются (информация секретна!), моряк обязан сдать зачет. И только потом начинается его основная учеба по заведыванию, в результате которой он, со временем, заменит своего предшественника-дембеля (вот уж кто кровно заинтересован!). Не сдал вовремя – проблемы, и только твои. Никто не подскажет (ну может только дружок шёпотом), где какой номер погреба, номер клапана (схватил трубу – и пошел, из отсека в отсек – крепче помнить будешь!) и где ж эта таинственная ватерлиния. Все эти приблуды пронумерованы (даже ватерлиния [font="wingdings;"] [/font] ) и с бронзовыми бирками. Но за двадцать лет они так затерты-отполированы, что о номере можно только догадываться. Так это было. Хорошо ли, плохо – не сужу. Но как то однажды, вспыхнула проводка в нашем кубрике – говорили, крыса грызанула (они на корабле крупнее сибирского кота ). Реакция одного нашего чела: «Толпа, не ссы – чемоданы под боком, стенка рядом!» Но мы и испугаться толком не успели, как прилетела та же пожарная группа («Быстрей, мать вашу!») и сделала то, что должна была.

Сообщение отредактировал LVY2: 27 января 2016 - 11:40

[LVY2]

Присяга.

23 февраля. С наружи мороз и ветер. Все группы по отдельности развели по более-менее просторным помещениям. Мы попали в офицерскую кают-компанию: ковры на палубе, облицовка – красное дерево, хрустальные (?) люстры, а надраенной бронзы и меди сколько… Не ожидал, что на корабле есть такие помещения. После приветственной речи офицера, пошли по алфавиту: чел путается в руках (в какую бумагу, в какую - автомат?), читает заикаясь, буксуя на ровном месте – мы про себя посмеиваемся. Доходит очередь. Бодро два шага, кругом… Так, бумагу то в какую руку? А в какую автомат?: «Я гражданин Союза Советских…  клянусь: быть честным, храбрым… - к горлу подступает комок, начинаю заикаться - …пусть меня постигнет суровая кара советского закона…» Ух ты, что-то в пот кинуло.

Праздник: в зрительном зале устроили боксерский ринг. Команда курсантов против штатного состава. Не у кого, по заявке, спортсменов-боксеров нет, только простачки-любители. И понеслось, с переменным успехом: и сразу видно кто есть кто… Наконец сошлись самые «простенькие»: посадили каждый друг друга на задницу, простецки – бой остановили. Судья объявляет: «Ладно, ребята. Хватит придуряться. У нашего – первый разряд, у вашего что? Кандидат! Ну и покажите нам настоящий красивый бой!»  Наша взяла, правда не так уж и просто, но зрелищно.

Выставили теннисный стол: условия те же. Наши стали перевешивать сразу. Появляется понтовитый старпом, капитан-лейтенант: «Ну кто тут у вас самый смелый, три партии на «под стол и кукареку»!». Выставили мы, по виду скромного, разрядника… Чиф продул все три, хоть и пыжился, бочком на выход, но народ начеку: «Стоять! А под стол!!» Подергался было чиф, но понял – силком затащат, позорней будет. «А где кукареку? Голос!!»

 

Как мы стали образцом для подражания.

То, что моряки не могут маршировать – не их вина, негде учиться: на палубе нельзя, в проходах – невозможно. По погоде, в понедельник, когда у стенки, выгоняют народ на причал на пару часов – чему там научатся. Как то все совпало, выгнали и нас на стенку. Марш играет, народ топотится как может, смотреть больно. Наш комроты: «Ну ка, ребята, покажите как надо! Я скомандую». Ну, мы то правило помним: «Прошел на отлично – гуляй (неприлично [font="wingdings;"][/font] )!» И прошлись, с равнением налево, даже и еще раз, что б никто не сомневался... Смотрим, нашего Карпыча начальство подзывает – все думаем, отстрелялись!  Возвращается Карпыч: «Разойдись! В одну шеренгу, по росту – становись! По порядку – рассчитайсь!» - «С первого по двадцать первого, в колонну по три – становись!» «Остальные бегом на корабль – марш!».

Так два часа и протопали, по вызову. С гордостью.

[Авача]

Читаю с удовольствием, ставлю плюсики. Так как срочноную на ТОФе тоже служил, правда попозже (78-80, после института) возникли вопросы. Обращения Рыба, никогда не слышал. Правда курсантов мореходок на нашем соединении никогда не было. Можно предположить, что так обращались к курсантам МРХ, но судя по фотографии, Вы учились в мореходке ММФ

[LVY2]

Поначалу мы таки думали: ну да, "рыба" - средняя мореходка от МРХ. Да мы и не обижались конкретно на "рыбу". Потом оказалось что это на местном жаргоне - ниже даже чем "салага"!

Судя по фотографии , форма одежды - уставная полностью т.к., дисциплина была на высоте, считалась важнее, чем уровень учебы. Была поговорка: "За учебу - не гонят! Не можешь - научат, не хочешь - заставят!" Была серьезная военная кафедра, со сдачей госэкзамена отдельной военной комиссии (ВМП сдал - половину госов сдал!). После всех госов - мичманская стажировка на кораблях. По окончании - мамлееями выходили, бычек 1 на тральщик.. Могли призвать на действительную до 30-тилетнего возраста, но напросился сам один, Шурик. Таких мореходок в стране было три, кажется. Сколько помню,может пара челов была отчислена по учебе, а уж за дисциплину...  Перед госами, а их было семь штук, случайно подсчитали: из 28-ми челов с первого курса (поступивших после 8-го класса) училось половина, остальные - приблудившиеся  - десятиклассники, с вышек с разных курсов. Две роты объединили и расформировали одну группу. Окончило - 142 чела и все были нарасхват! Кадровики приезжали на распределение, агитировали...

Сообщение отредактировал LVY2: 27 января 2016 - 17:28

[LVY2]

Последний звонок.

Октябрь 72-го. Училищный плац, развод на занятия. Короткая речь начальника училища:

-… Обращаюсь с просьбой к курсантам пятнадцатой роты: возглавить праздничный парад училищной колонны седьмого ноября. Вы знаете, что никогда еще, роты, выходящие на экзаменационные сессии, тем более на госэкзамены, не привлекались к строевым занятиям, подготовке к праздничным парадам и на сам парад. Но в эту осень, ввиду сложных изменений в учебном процессе, в училище не осталось пятикурсников – кто на практике, а кто в отпуске. Вы одни, и всего одна рота четвертого курса. Задача - показать лицо училища…

  И мы показали!

Но до этого, был прощальный звонок!  Мы стояли в двух шеренгах напротив «коробок» курсантских рот и до конца еще не осознавали, что это – конец самого прекрасного куска жизни. В недрах первокурсников, был найден самый маленький мальчонка, который и побежал вдоль нашего строя, отчаянно звоня в минирынду! Слева – направо. «Назад!» - взревел строй. «Длинь-длинь-длинь!» - «ЕЩЁ!!» ….

… Лет пять назад, добираемся на свой танкерок всем сменным экипажем на рейдовом катере. Из рубки выглядывает мой старпом: «Яклич, зайди, пожалста – тут поговорить хотят.»  За штурвалом, на высоком рыбинсе-подставке, стоит коренастый квадратный полулысый мужичек, лыбится: «Яклич, а вы меня не помните? А я – помню! Вы направляющим в пятнадцатой роте на параде шли – здорово смотрелись. Я в оцеплении стоял. А еще – я вам «последний звонок» отзвонил: ну и погоняли ж вы меня…»

И еще, до парада, было пятое ноября и первый государственный экзамен. Нашей группе выпало блеснуть в познаниях Политической экономики! Скажу честно, как дважды сдававший этот «мудреный» предмет в одном и том же заведении, причем, второй раз – во вполне зрелом возрасте, чем отличается советская экономика от капиталистической – не понял! В голове вертелось ленинское: политика – яркое выражение экономики…

 Как всегда, «бросили цик» -вытянули из мичманки номера очередности. Мне «повезло» – первый! Приемная комиссия – достойные отцы моря, плечи сгибаются от тяжести погон.

- «Курсант «Всезнайкин» … к ответу готов. Разрешите доложить?  Первый вопрос: …» - от одного только названия вопроса «отцы» вжались в стулья и уткнулись в чистые листки перед собой – типо, приготовились конспектировать [font="wingdings;"] [/font].  Но была проблема: мне, как и им, этот вопрос был так же страшно не знаком. Вообще!

 Но меня учили не зря, и я уже давно усвоил: любой доклад для простого слушателя должен быть громким, уверенным, переполнен малопонятными терминами с обязательным началом: «Как всем известно,…». Очень полезно особо выделить действительно общеизвестные понятия (в этот момент слушатели  с умнейшим видом покачивают головами: «Ну, как же – как же, знаем …" ) и, для исключения вопросов-уточнений – безостановочным, что бы слушатель не сомневался в правоте  докладчика. И самое главное: вовремя отследить момент, когда начинаешь утомлять слушателя – аккуратно закруглиться и четко доложить: «Курсант Всезнайкин доклад окончил!»

- «Молодец! Как там, вроде все правильно?» - председатель смотрит на Татьяну.

О Танечка! Это ее первый гос в роли консультанта комиссии – мы ее самые первые ученики в жизне, уже бывшие. Какие у нее круглые глаза, ну, может чуть-чуть больше, чем надо в данной обстановке. Ее голова делает совсем непонятный жест – понимай как хочешь, но рот произносит то, что надо:

- «Ну, основная мысль – правильная…»  

- «Вот и хорошо – заключает пред – товарищ курсант, что у вас там дальше?»

- «Расчет заработной платы (,сэр!). Виды и способы (сэр!).»

 О, ну тут уж «тузы» зашевелились! Конечно. Сейчас то вы покажите, что недаром пагоны носите! Не спешите радоваться! Или наоборот – порадуйтесь! Лично меня этот вопрос даже очень интересовал, даже курсовой проект лично написал! Блистали все, долго, и больше достаточного для темы, с переходом на расчеты рейса… Словом - все остались ну очень довольны друг-другом и конечно шустрым курсантом в частности:

- «Молодец, Всезнайкин – деньги считать можешь! А это для нашей работы – главное!  Все?, или еще что то там есть?» - пред уже готов был отпустить меня «с богом».

 - «Да тут задачка еще – делаю привольный жест на доску – тут все по формуле: это на это.., получаем вот это… ну и вот ответ!»

 - «Татьяна Ванна – там все нормально?» - вопрос звучит в очень утвердительной форме.

 И Танечка, уже более увереннее чем прежде, подтверждает:

- «Ну да, можно и так!..» - и делает правильные движения головы!

- «Замечательно! Вот так бы все! Товарищ Всезнайкин, стирайте все с доски и, вы у нас кажется дежурный, позовите следующего.»-…

- «Боже мой! НЕзнайкин! Что ты нес, ты себя слышал?...  А задача!, ты откуда эту «формулу» взял, это что вообще…» - Татьяна, выскочившая из класса следом, заламывает руки…

- «Танечка, милая, успокойся. Все уже кончилось… Что они поставили то?»

 - «Ой, по моему – пять!»

Сообщение отредактировал LVY2: 29 января 2016 - 08:15

[LVY2]

Два капитана.

Николаич.

74 год. Дизель электроход «Чуркин», тип «Севастополь». Попал на него почти случайно: списался с новенького денежного судна в обещанный отпуск. Но, когда гордо принес характеристику с припиской авторитетного капитана: «Рекомендуется во вторые помощники», в виде компромисса, получил направление на «зондэр-пароход», в ремонт в родной Находке, с предупреждением, что буду отозван через пару месяцев. К тому времени я должен был сдать аттестацию на второго.

По поводу «зондер-парохода»: в то время в каждой канторе были такие суда, для штрафников, которых и надо бы выгнать, но «кадры решали все», точнее – их отсутствие. Под этот статус суда подбирались старые, средние по размеру, заведомо нерентабельные. Капитан и стармех назначались нормальные, им двоим иногда доплачивали «за вредность».

- Тук-тук!

- Да! Кто такой? – в «капитанском» кресле сидит весьма грузный мужчина лет под пятьдесят и весом под сто пятьдесят кг. Не смотря на просторное кресло старой резной работы, его «кормовая часть» в «док» не вошла: пришлось выломать один подлокотник…

- Направлен третьим помощником… -  подаю бумажку-направление. «Просторное» лицо капитана искажается гримасой боли: ну вот, еще одна «головная боль»…

- Где работали?

- На «Острове Ушакова»!

- Погоди ка, там же Вадим Петрович капитаном? И сколько ты у него проработал? – с подозрительным прищуром.

- Ровно год. Списан для сдачи аттестации на второго и в отпуск.

- А сюда нахрена…? – полное недоумение!

- Так отпуск пообещали и не дали… А семья в Находке…

- Так ты Находкинский!  Ну так бы и сказал… У меня почти все механики такие! – И, заметно успокоившись - Когда сбежишь?

- Как сдам аттестацию…

- Давай… Третьего у меня нет, да и второго то же. Одни мы с чифом – он нормальный, у меня скоро дела принимать будет. Так что, разбирайся сам, с вопросами – по инстанции…

Не прошло и недели, как он сдал судно старпому: почти такому же масштабному, ну может процентов на десять в габаритах и в возрасте скромнее. Валерий Николаевич был человеком справедливым и честным по работе, старой закалки. Однако это не мешало ему, пряча между массивных пальцев «лишнюю» костяшку, невозмутимо выкрикивать: «Рыба!»- и быстро смешивать расклад… Капитанский диплом у него был давно, но получил он его в другой канторе, так что, сначала «зарабатывал доверие», затем с женой развелся, потом с другой долго не женился – так лет десять и промурыжили в старпомах. Молодой зуд профессионального роста давно прошел, а профопыт и знание «советской действительности» позволяло свое назначение принять уже как неизбежное: коль работаешь, не пьешь – в капитаны попадешь!

 Я же отдыхал: от безделья на вахте, построил маленький швертбот «Мотылек», из подручного халявного материала, не спеша сдавал аттестацию, к моменту ее окончания – выкрутилась малосемейка... и береговая жизнь засосала. Незаметно подложив на стол кадровика протокол аттестации, все делал так, что бы он обо мне «забыл». Но через пару месяцев пришел вызов.

- Вова, ты в море хочешь?  Сейчас – нет?  Значит я ее не получал – капитан скомкал радиограмму и бросил в урну. – С завтрашнего дня перевожу тебя вторым, временно…

Но еще через пару месяцев наступило время «невозврата», и не только для меня. Как известно, судоремонт не заканчивается никогда, он прекращается приказом... Но в отличии от самого судна, экипаж был не готов: командный состав не соответствовал рядовому! И капитан собрал совещание:

- ... Основная тема: примерно через месяц ремонт прекращаем. Статус судна вы знаете… Есть два варианта. Первый: выйти из этого статуса с заменой рядового состава, второй - вы подаете заявления, а я - заявку на смену комсостава… Прошу высказываться, с нижнего чина: четвертый механик, слушаю.

- Ну, что ж. Практически все за первый вариант… Главмех – список на списание раздолбаев-машинеров,  старпом – на таких же матросов, и подбирай боцмана,  второй – все новые матросы проходят через тебя – подбираешь тальманов, предупреждаешь чифа. Сортировать безжалостно, пеняйте на меня: а я капитан молодой-неопытный, пока до «строгача» и «ковра» дойдет – экипаж сформируем!

 Но оперативность кадров недооценили: уже через неделю капитан оказался «на ковре» за невыполнение распоряжений ОК. Но отбился!! И экипаж подобрали, и меня утвердили.

Сообщение отредактировал LVY2: 02 февраля 2016 - 10:52

[Лев Николаевич]

Владимир Яковлевич, большое спасибо за увлекательные мемуары.

Хороший слог и "наша романтика".  Ждём продолжения.

П.С. Стажировка и присяга  в ВМФ, по моему опыту, содержит больше запоминающихся эпизодов.

Автор явно, скромно умалчивает.  

[LVY2]

- Товарищи, собрание по рейсу №1 – открыто! Два вопроса: первый - задачи предстоящего рейса, доложит второй помощник, и – разное, это к старпому. Вопросы? Сэконд – начинай. 

В дальнейшем менялись только номера рейса и добавился один вопрос, самым первым: итоги предыдущего рейса. Но докладчик тот же.

Скоротечность первого рейса только добавляла сложности: поотвыкли, застоялись «лошади», рутинные дела забыли. Не успели включиться – уже пора на капчас выходить:

- Добрый вечер, Абрам Семеныч, добрый вечер все капитаны! Говорит «Чуркин», капитан… …практически уже пришли в ваш район – извиняюсь за неподачу подходной: технические неполадки… На борту гофр тара. Ее количество и расчетный план погрузки по трюмам сейчас доложим! – и мне: сэконд, продолжай. На ужине – доложишь.

Так и повелось: капитан здоровался со всеми на первом капчасу и прощался – на последнем. Всю промежуточную обстановку получал в каюткампании за доминошным столом, там же раздавал приказы. Однажды получив полушуточное замечание по поводу слишком раннего его вызова на мостик, для швартовки – исправились: подводили судно «под самое не надо», пора реверсировать! И вообще, задерживаться на мостике не любил («Я своё отвахтил!»): на выходе уходил вместе с лоцманом, на заходе поднимался после его, на швартовке – после подачи первых продольных. Правда, потом, за доминошками, иногда интересовался, почему швартовы завели именно так и столько. И не ясно было: действительно не понимает или тебя «на вшивость» проверяет. Но в общем, доверие к помощникам было абсолютным, с невольным понуждением к самостоятельным решениям. Не помню, что бы прямо отменял наши приказы, но иногда корректировал. Наши советы всегда выслушивал. Словом, работать было интересно, с видимым результатом.

 

Альберт Моисеич.

Идем из очередного рейса в Находку и узнаем: Николаича ждет замена, очередной отпуск, пару рейсов будем с новым кэпом. По конторскому положению, старый капитан обязан был оставаться на судне до оформления в следующий рейс, типо подстраховывать. Такая благая цель натыкалась на прозу жизни, что приводило к фактическому безвластию, служило поводом узаконенных застолий… И как то вечером:

- Вовка, занят? Оторвись… Сходи в охрану, забери бумаги, на меня и старпома, пока в кантору не ушло…

- Слушай, второй! Ох у тебя и кэп – что танк! –дежурные менты в восхищении! - Мы не успели на старпома акт составить, он вваливается: «Ты что тут делаешь? Марш на судно!» За шиворот его, как котенка… И с нами поговорил, душевно! Слушай, он вас там реально не пиз…? Нет!?  А очень похоже…  Тут еще ваши по пьяне проходят: Иванов, Сидоров… Что, то же штурмана, третий и четвертый? Ну блин! ладно, проехали - забирай… А капитану - привет и уважение!

Вот в такую обстановку попадает новый капитан, Альберт Моисеич: низенький, почти щуплый, вежливый и очень беспокойный мужичек – антипод Николаича. Объединяло их только одно – высокий профессионализм. За недельную стоянку, он сделал свои выводы об экипаже, особенно о штурманах:

- Владимир Яклич… – Моисеич в задумчивости топчется в моей каюте. – Они у вас всегда такие, помощнички капитанские…

- Ну что вы, Альберт Моисеич! Капитана провожают, любимого, расслабились… Вы же знаете: пароход на Доске почета…

- Вот это и удивляет… Провожают, но не хоронят же! Через два рейса встретятся! Ты же – работаешь!

- У меня – груз! И жена молодая-любимая рядом…

- Ух, устал… - Моисеич «падает» на мой диван, откидывает свой большущий (бутылок на двадцать пять) портфель. – Как у тебя, ревизор? Пока нормально? Славненько… Слушай, зачем нам старпом?: я уже ПСНы проверил, огнетушители – зарядил…– смеётся довольный.

- Ух, ну все… - сияющий Моисеич победоносно усаживается на мой диван, портфель рядом. – Как у тебя? Таймшит закрываешь! Все чистенько! Молодец! Яклич, хоть ты радуешь! – расплывается в улыбке. – И я молодец! Слушай, зачем нам третий? - я уже отход оформил!!

Отход: буксиры, швартовы, лоцман… Проводили лоцмана – капитан на мосту. Вышли из залива – капитан на мосту! Прихожу на вахту к нолю – капитан на мосту (смену вахт контролирует?).

- Яклич, вахту приняли? Хорошо. Внимательно, пожалуйста. Я на вас надеюсь – вздремну немного! Я вот тут, в штурманской на диванчике. Как только огни судов увидите – сразу будите… 

- ????

И так весь рейс. И второй рейс тоже! С мостика спускался только при острой необходимости, пищу проглатывал в каюте…

У каждого, ну почти у каждого чела есть любимое занятие. Типа, сутками в домино стучать… Было такое и у Моисеича: читать Судовой журнал! Проверить ведение столь важного судового документа – прямая и святая обязанность капитана: указать ошибки, подтвердить свою бдительность. Но мы и не догадывались, что для нашего капитана – это еще и ХОББИ! Мы только видели результат: при чтении журнала, после заполнения вахты каждым помощником, голова Моисича начинала нервно дергаться с гримасой пренебрежения и издавать звук, похожий на кряканье умирающего селезня. Но сам он молчал и не оставлял никаких кратких замечаний в своей графе: подтверждал страницу своей подписью и, словно грязную анонимку, отбрасывал журнал на общую стопку менее значимых, но обязательных. В принципе, что нужно от Судового журнала? Что бы по его записям можно было восстановить всю прокладку и судовую жизнь… Понимая вежливую сдержанность кэпа, усилили самоконтроль и тщательность заполнения, копая носом правила ведения: ГКК, ОКП – все по наставлению… Тщетно!! Даже наоборот – на лицо кэпа было больно смотреть! И старпом не выдерживает:

- Альберт Моисеич, что то не так? Может что то упускаем? Вроде, стараемся…

- Да все так! ГКК, ОКП…- читать противно! –

- Ну так как же: все по правилам, вот и наставление…

- «Правила, наставление…» Эх …!  А вы читали Судовой журнал Беллинсгаузена!? А записки Лазарева!? – лицо кэпа почти в сексуальном возбуждении. - Это ж – поэмы!! Читаешь – и перед глазами все что они видели: вся первозданная красота и переживания первооткрывателей…И точность какая, прям скрупулезная… А у вас: ГКК, ОКП – тьфу! Тошнота одна.

  На следующий день, принимаю вахту у третьего:

- Вова, там старпом ночную вахту заполнил, сам - потом почитаешь… Кэп еще не читал – в радиорубке на переговорах… Я убегаю!

Открываю журнал. Интересно, чего такого страшного можно написать, и так много – четвертый лист уже! Ведь все четыре часа шли одним рекомендованным курсом и одной скоростью, в середине Японского моря! Читаю, что попалось: «… 06.43 Курсовой угол 30 градусов правого борта, угол возвышения – 45, скорость 15 м/сек - пролетает чайка: тело белое, круглое, вид крыльев в фас напоминает боевой лук, клюв – черненький, лапки – красненькие…». Я понял и испугался за чифа: если он, среди всей этой четырехлистной бредятины, пропустит что либо из обязательного (ходовые огни вовремя не выключит!) – ему хана, улетит в сед за чайкой! («Вова, я все «обязательные» моменты на черновике держал и пять раз все перечитывал!!») Слышу голос кэпа – поднимается с начрации: «Ну, так и ответим. Я в подходной поясню…». Быстро засовываю Судовой под стопку «обязательной» документации такого же формата. Моисеич проходит через штурманскую в рулевую, инстинктивным жестом схватывая со штурманского стола верхний в стопке журнал – должен быть Судовой. Ап! – «Журнал сличения компасов»! Фу ты, следующий! Ой! – «Журнал радиолокационных наблюдений», Тьфу – «Журнал трехступенчатого…» Да где ж он, любимый! О! На самом низу… Бегло пролистывает ночные вахты: до ноля, до четырех, до… Захлопывает – и на обложку: «Судовой журнал»! Открыл чита… закрыл и на последний лист: «В настоящем журнале прошнуровано и пронумеровано…», заверено сургучом! Капитан порта: подпись! … И кэп вчитывается!

Минут через сорок, в дверях появляется старпом – хочет сделать объявление. Он не видит кэпа в рулевой:

- Старпом!... – пауза, чиф напрягся. – Ты дай команду боцману…

- Да, конечно! Я сейчас! – пытается быстро «слинять»

- Погоди, старпом… - пауза, длинная – Чё сказать хотел… Там, по Судовому журналу… Ты момент один упустил… - ну очень долгая пауза и чиф не выдерживает:

- Какой, Альберт Ммоисеич – чуть заикаясь…

- Ты там не указал… Какого цвета было дерьмо у той чайки…

Со второго рейса заходим в Находку. На мосту почти все штурмана. Появляется капитан. Лицо – маска «блаженство»!

- Все, радуйтесь: идем прямо к причалу, а на нем – ваш любимый Николаич.

- Альбер Моисеич, вы нас покидаете? – голос старпома почти плачет. – Мы ж только срабатываться стали…

- Старпом, мне твоя чайка всю жизнь снится будет…

Сообщение отредактировал LVY2: 03 февраля 2016 - 09:38

[LVY2]

П.С. Стажировка и присяга  в ВМФ, по моему опыту, содержит больше запоминающихся эпизодов.

Автор явно, скромно умалчивает.  

- Товарищ мичман! – вестовой возникает не от куда – Командир БЧ-раз ждет вас у трапа, на тренажёр.

- Передай – не пойду сегодня, занят: книгу интересную подсунули…

- Товарищ мичман! – опять возникает вестовой, как черт из табакерки. -  Лейтенант настаивает – у него приказ комдивизиона: брать вас на тренажёрные занятия…

- Коля, ну на кой я тебе там? Вы там и без меня воюете хреново – выхожу уже одетый.

- Пойдём, дорогой! Все вопросы – к кап-три: кажется, у него особое мнение по тебе…

----------

  Ох уж этот кап-три… Дешёвые понты – впереди форштевня МПК бежали! Да все с шуточками.  Совмещал он обязанности командира нашего корабля, ушедшего в отпуск. И начиналось все с «шутки»:

- Мичман, ты же без пяти минут рыбак, как я понимаю? И госы уже сдал… Хочешь увидеть, какие твои коллеги – смелые?...

Корабль на двадцати узлах делает крутой разворот в сторону не далекого, мирно тралящего МРСа и еще издалека врубает сирену. Перепуганная команда МРСа начинает аварийную выборку трала, капитан суматошно вызывает нас по УКВ. А у нас на верхнем мостике – веселье идиотов:

- Мичман, смотри что делается!!

Если б мне в то время кто то рассказал такое – не поверил!

- Вы что делаете!?  Вы хоть понимаете, что им сейчас трал резать приходится! Они и представить не могут, что вы такие шутки городите! Наверняка считают, что влезли в какой ни будь ваш район закрытый, а вы тут… Что, рыбу жрать больше не будем!?

- Ну ладно, ладно, мичман! Закончили…

------

- Мичман, ну как тебе наш корабль? Тридцать два узла – это не шутки! Тебя учили, что это такое?

- Меня учили, что корабли экипажем славятся…

- А ты видел, как военные швартуются?...

Буквально через пару дней – швартовка в Малом Улиссе, левым бортом к Г-образному причалу.. По молодости, в швартовке двухвинтового пятидесятиметрового корабля вообще не видел проблем! Корабль красиво целится к вертикальной черточки буквы «Г», тормозит – расстояние до причала большое. Начинается дерганье машин: выхлоп в воду – на верхнем мостике дышать нечем! Но кораблик узкий, винты закрыты туннелями - вертеться не хочет. Подаются выброски, швартовы – стальные троса 15мм. Но моряки – радисты-торпедисты -  не знают, как положить такой трос на небольшие кнехты, мотают как попало… Спускаюсь на палубу, объясняю-показываю. Команда с мостика: «Мичман, пройдите на корму – там разберитесь…». Но я поднялся на мостик: «Товарищ кап-три, корму подбить надо – там шпиль не работает…». Опять начинается мызганье машинами, совет – завести носовой шпринг и поджаться на переднем ходу – игнорируется. В конце концов, корабль втыкается броневым форштевнем в «маленькую черточку» и методом рейдовых катеров пытается поджать корму. Но она не идет! Рули на правом борту, обороты добавляются – пошла, но тяжело… В какой то момент, замечаю непонятное смещение швартовной пушки на носовом причале, выглядываю с крыла правого борта  – ужас: форштевень попал точно в стык огромных стотонных массивов – надводной конструкции причала, и начал, как ломом, выкорчевывать правый массив. Подвожу старпома, показываю…

- Машины стоп!! Правую 100 оборотов назад!

- Да, хорошо швартуются военные…

- Мичман, вон с мостика!!

------

- Внимание по кабинетам! Строй фронта вправо, флагман – левый, №1. Курс 45, скорость – 5 узлов. Поиск с нижнего левого угла. Внимание, оперативное время – ноль!

Поехали: рулевой – у штурвала, акустик – у станции, бычок-раз у стола с миллиметровкой, старпом – на телеграфе. Из динамика льется информация… и в какой то момент: «Контакт с ПЛ по пеленгу… в дистанции… Выхожу на курс атаки…». И пошла суета, как в эфире так и в кабинетах-кораблях: меняются курсы и скорости, акустики кого то «засекают» и по их данным штурмана рассчитывают стрельбу из РБУ и торпед – все это рисуется на миллиметровке, в масштабе и, что важно, каждым штурманом - за все три корабля. Маневры своего – подробней и более выделено. Результат – ПЛ-ке пипец! На бумаге. Из центра управления: «Внимание, отбой учений. Разбор через три минуты в зале». Зал – кинозал человек на пятьдесят. Экран – матовое стекло два на два метра, на которое проекторы, управление которых происходит через кабинетные штурвалы и телеграфы, выводят значки кораблей. Целью – управляют «тузы», сидящие в центре зала. С обратной стороны экрана, по его шершавой поверхности, оперофицер наносит действительное положение кораблей и цели цветными мелками. При выключенном заэкранном освещении, из зала ничего не видно. В назначенное время в зал «заплывают» корабли: штурмана развешивают свои маневры. По логике, у каждого должно быть изображено одно и то же, только со своими моментами обнаружения цели и открытия огня. По очереди, старпомы начинают докладывать и тут же получают оценки…редко больше, чем два балла! Потом включают освещение за экраном и все любуются действительными событиями: флагман засек цель почти на траверзе, пошел на сближение, по его данным два корабля развернулись на цель (совпало так, словно перестроились в кильватерный строй во главе с флагманом), при этом акустики путают отражение от ПЛ с сигналом впереди идущего корабля. Результат: лодка спокойно пересекла экран по диагонали, второй – утопил первого, не успевшего обстрелять лодку, третий – топит второго…    Идем на корабль:

- Коля, скажи честно: вы что и в реалиях так воюете? Это ж не нормально…

- Вова, не волнуйся! На воде – все понятней и виднее: и сигнал настоящий, и наблюдатели, и группа записи…

Хотелось бы верить.